Вторая мировая война унесла жизни миллионов детей. Кого-то из них замучили в концлагерях, кто-то не смог пережить блокады, кто-то сражался с врагом в партизанских отрядах, а кто-то жил в постоянном страхе, что их жизнь может оборваться в любой момент. Представляем вашему вниманию рассказы тех, кто тогда смотрел на войну детскими глазами.
Петр Чобан:
«Мне было 14 лет, когда началась война. Были трудные годы. Советские люди защищали свою правду и Родину. Жили мы с родителями. Нас у них было семеро. Война, к счастью, очень большого вреда нашему селу не нанесла. Больше пострадали припрутские сёла, где проходили войска и велись бои.
Нашей семье досталось от войны. Мой отец Николай Николаевич Чобан полгода до начала войны проработал председателем сельского совета. Ему было предложено эвакуироваться со своей семьёй. И вот мы: родители и семеро детей выехали из села. Добрались мы только до Мариуполя. Дальше уже шли бои. Пришлось вернуться обратно. Добрались до Тирасполя. Жили с цыганами, которых немцы погнали туда. Отца взяли в плен и приговорили к смертной казни. Мы его больше не видели. И только когда эту территорию освободили советские войска, маме с детьми удалось вернуться в село. Не дай бог испытать войну. Это очень страшно».
Мария Маджар:
«Мне было 10 лет, когда началась война. Немало пришлось нам пережить за свою жизнь. Жили мы тогда с отцом, так как наша мама умерла в 1940-м году. И нас, восьмерых детей воспитывал отец.
Войну такой, какую показывают в фильмах, в нашем селе мы не ощутили. Мы просто знали, что идёт война. К счастью, боевых действий у нас не было.
Во время войны моего старшего брата Петю с несколькими ребятами забрали на фронт, но спустя некоторое время он вернулся. Говорил, что по возрасту не подошёл. Но в 1944 году отца и старшего брата призвали в трудовую армию в Магнитогорск. Рабочих рук на заводах не хватало и наших мужчин оправляли туда на работу.
Несмотря на то, что военных действий в селе не было, нам все же довелось увидеть и румынских, и немецких, и русских солдат. В первый раз это были румыны и немцы. Я четко запомнила их одежду. У немцев была красивая форма синего цвета и что мне ещё бросилось в глаза – это их красивая солдатская обувь. А румынские солдаты были худо одеты.
Однажды немецкие солдаты остановились в нашем селе. Говорили они на непонятном нам языке. Помню, как немецкий солдат несколько раз спросил «Мама? Мама?» Тут мой младший брат Коля лёг и перекрестил руки на груди, показывая, что она умерла. Нашей семье они вреда не причинили, но рассказывали, что в другой части села убили женщину, когда она пытаясь спрятаться, закрывшись в подвале. Прострелив дверной замок, немецкий солдат попал в женщину. Конечно, нам было страшно.
Чуть позже появились и русские, когда они уже наступали, а немцы отходили. Я с отцом в это время работали в поле недалеко от железной дороги. Увидели, как по железной дороге пронёсся открытый вагончик, а на нём солдаты сидели. Это были русские солдаты. Не прошло много времени, как мы услышали взрывы. Как потом оказалось, они взрывали мост.
То, что идёт война, наводила на всех страх. Мы не знали, что нас может настигнуть. А ещё народ в основном был малограмотен, верили всему, что слышали. С самолётов сбросили листовки в которых сообщалось, что русские двигаются, уничтожая всё на своём пути. Мой дедушка сразу не поверил этому. Но мы всё равно всей семьёй, набрав с собой еды, ушли из дому и сутки просидели в поле, спрятавшись в высокой траве. Конечно, мы потом вернулись в свои дома.
В 1944 году отца и старшего брата призвали в трудовую армию. Они, как и многие другие наши односельчане, уехали в Магнитогорск. На мои детские плечи легли совсем недетские заботы и хлопоты. Даже не знаю, как я тогда со всем справлялась.
Очень хорошо помню лето 45-го. К нам в село на 8 мотоциклах приехали солдаты и в центре собралось большое количество людей. Все от радости танцевали, а солдаты кричали «Ура».
Константин Онуфреевич Арабаджи:
«Мне тогда было 9 лет. Жили мы с отцом и дедушкой. Мама умерла, когда мне было 4 года, а сестре моей Кате — 2 года. Отец периодически выезжал в Румынию на работы. Это продолжалось до тех пор, пока не начались военные действия в Бессарабии. Наших на фронт не брали. Но чуть позже отца тоже призвали в трудовую армию. Мой отец и многие другие мужчины и молодые ребята уехали работать на заводах в Магнитогорске. Со слезами на глазах мы провожали колонну из наших односельчан. Из села они шли пешком до станции. А дальше в вагонах по железной дороге. Мой отец работал там сталеваром. Но, он к нам больше не вернулся. Нас воспитал дедушка.
Солдат пришлось разных видеть. У нас останавливались и немецкие, и румынские солдаты. Они то наступали, то отступали. У нас в селе они побыли недолго. Помню их кухню, она располагалась недалеко от нашего дома. Мы старались быть осторожными. Были случаи, когда они отбирали у людей живность. Помню переживания нашего соседа, когда его свинью зарезали немцы. Конечно, мы были беззащитны в той ситуации.
Вздохнули, когда появились наши солдаты. Помню свет, который озарял всё небо. На мосту в городе Галац происходило что-то необыкновенное. Там так всё светилось, что этот свет доходил и до нас».
Мария Карагеоргий:
«Нас было четверо детей у родителей. В нашем доме жили солдаты советских войск. Мама для них готовила. Но потом им пришлось отступать и они ушли. А потом в селе остановились немцы. Приходили и просили яйца и другие продукты. Боялись мы больше их полицаев – это были те, кто перешёл им прислуживать».
Георгий Карагеоргий:
«Я очень хорошо помню время, когда у нас в селе останавливались немецкие солдаты. Мне пришлось испытать страх смерти. Будучи ребёнком, я позарился на те сладости, которые были в сумке у одного постояльца. За шоколадки, которые я своровал у него, он приставил к моей шее пистолет. До сих пор не могу понять, что меня спасло.
А чуть позже, когда советские войска уже наступали, в селе их встречали хлебом–солью. Встретил их Фёдор Урум (нана Тодур-по уличному), который потом уже был у нас председателем сельского совета. Но мы тогда ещё не знали, что испытания нас ждут ещё впереди – это годы голодовки».